Пятница, 29.03.2024, 05:39
 
Главная Регистрация Вход
Приветствую Вас, Гость · RSS
Меню сайта
Календарь новостей
«  Апрель 2009  »
ПнВтСрЧтПтСбВс
  12345
6789101112
13141516171819
20212223242526
27282930
Форма входа
Поиск
Друзья сайта
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
 
Главная » 2009 » Апрель » 24 » КОНЕЦ УОЛЛ-СТРИТА. Часть 2.
КОНЕЦ УОЛЛ-СТРИТА. Часть 2.
00:37
Майкл Люис
декабрь 2008

Часть 2.

Затаив подозрения по поводу морали брокеров, Айзман стал говорить инвесторам, что компании не заслуживают права распоряжаться их капиталом, и что одалживание им денег ни в 1990-х, ни в какое другое время не ведёт к финансовому успеху. В 2001 году он бросил работу в Оппенхаймере и пошёл работать аналитиком в занимающийся управлением риска hedge фонд, но на самом деле ему хотелось независимо заняться вложением капитала. В 2004 году Айзнера нанял другой hedge фонд, FrontPoint Partners, поручив ему заниматься вложением денег в финансовые акции. Он должен был провести оценку банковских компаний Уолл-Стрита, а также компаний, финансирующих строительный сектор, ипотечные банки и любые крупные компании (General Electric или General Motors, например), в составе которых были крупные финансовые отделения - короче, все компании, имевшие касателсьтво к американскому финансовому миру. Страховая компания выделила деньги на эти исследования - 50 миллионов долларов, не слишком много, если подумать об объёме предстоявшей работы. "Мы пытались собрать больше денег, но без особого успеха", - говорит Айзман.

Вместо денег Айзману удалось привлечь нескольких людей, чьё мировоззрение было сходно с его собственным. 36-летний Винсент Дэниел, к примеру, был партнёром и аналитиком, ответственным за оценку рынка ипотечных кредитов. Он вырос в малоимущих кварталах Квинса. Одной из его первых работ, в должность младшего бухгалтера у Артура Андерсона, было выполнение анализа бухгалтерских книг Salomon Brothers. "Это был подлинный шок, - вспоминает он, - никто из их людей не мог объяснить мне, что именно они делали". Он забросил бухгалтерскую работу в период интернетского бума и стал аналитиком, специализировавшимся по компаниям, одалживавшим деньги на закладные под сверхнизкий процент. "Насколько мне известно, - говорит он, - я был единственным парнем, разбиравшимся в том, что выделывают компании, которым предстояло всем всплыть животами кверху. Я видел, как из экономики выделывают сосиски, это и взаправду было дикое зрелище".

Данни Мозес, ставший главой торгового отдела у Айзмана, был ещё одним человеком, разделявшим его взгляды. Мозес вырос в Джорджии. Сын профессора в области финансов, он был менее подвержен фаталистическому видению, чем Дэниел или Айзман; тем не менее он разделял общее в этой группе понимание того, что плохие вещи не только могут происходить, но и на самом деле происходят. Как-то некая фирма Уолл-Стрита предложила оказать ему помощь в реализации одной из сделок. Предложение представлялось вполне заманчивым, тем не менее он сказал предлагавшему сделку сэйлсмену: "Я ценю Ваше предложение, но хотелось бы сразу понять одну вещь: каким образом вы собираетесь меня наколоть?"

"Хе-хе-хе, ну, вы даете, - захихикал сэйлсмен, - мы никогда никого не накалываем!” Но Мозес упорно настаивал на своём: “Мы оба знаем, что такие восхитительные сделки, как предложенная здесь вами, просто не существуют в природе отношений между маленьким hedge-фондом и большой Уолл-Стритской компанией. Я соглашусь на ваше предложение, но только после того, как вы объясните мне, как вы собираетесь меня наколоть”. В конце концов сэйлсмен объяснил, как он собирается наколоть Мозеса. И Мозес согласился на сделку.

И Дэниел, и Мозес получали исключительное удовольствие от работы со Стивом Айзманом. Он умел высказать рафинированные соображения по поводу абсурдов, со всех сторон оркужавших их работу. "Это огромное удовольствие - затащить Стива на совещание где-нибудь на Уолл-Стрите, - рассказывает Дэниел, - потому что он им скажет по крайней мере 30 раз "Объясните мне это" или "Не могли бы вы поподробнее объяснить это, желательно по-английски". Потому что всякий раз, как это происходит, узнаёшь что-нибудь новое. Для начала, ты обнаруживаешь, что эти люди сами не знают, понимают ли они, о чём говорят. И во многих случаях оказывается - нет, не понимают!"

В конце 2004 года Айзман, Мозес и Дэниел пришли к выводу о том, что с американским домостроительным сектором происходят очень нездоровые вещи: множество компаний были заняты одалживанием денег на покупку домов людям, которым не следовало одалживать денег. Они думали тогда, что решение Алана Гринспэна понизить процентную ставку до 1% после краха интернет-компаний было дешёвой комедией, за которую экономике страны когда-нибудь придётся очень жестоко расплачиваться. Эти мысли, конечно, не были оригинальным открытием, приходившим только им на ум. Айви Зелман, бывшая в те времена аналитиком, ответственным за домостроительный сектор в Швейцарском Кредите, тоже очень рано увидела, как надувается опасный пузырь. В формировании цен на жилые дома существует определённая мера разумного; эта мера - отношение средней цены дома к годовому уровню дохода одалживателя. Исторически это отношение находится в пределах 3:1. К концу 2004 года оно поднялось до 4:1. "Вся публика сектора займов уговаривала нас, что почти такое же отношение существует и в других странах, - рассказывала Айви Зелман, - Но проблема-то вовсе не в 4:1. В Лос-Анджелесе, например, это было 10:1, а в Майами 8.5:1. Кроме того, нужно смотреть и на покупателей. Это не настоящие покупатели. Это спекулянты!" Айви Зелман отпугивала клиентов своим пессимизмом, но она не могла притворяться, будто проблемы не существует. "В то время нетрудно было видеть, что с рынком жилья не всё в порядке, - говорит она, - но трудно было сказать, когда произойдёт срыв". Зелман временами разговаривала на эту тему с Айзманом, и всякий раз уверялась как в правильности своих подозрений, так и в несовершенстве экономической модели финансирования жилого сектора. "Временами нужно, чтоб тебе подтвердили, что ты сама не обезумела", - рассказывала она. Она не обезумела. Мир вокруг неё сошёл с ума.

К весне 2005 года команда аналитиков FrontPoint была совершенно убеждена, что экономический механизм не просто расстроен в нескольких отдельных компаниях, но что основания всей финансовой системы ипотечного кредита США серьёзно деформированы. В 2001 году в системе ипотечного кредита страны вращалось 130 миллиардов долларов, из которых 55 миллиардов представляли собой комбинированные продукты в виде ипотечных бонов. К 2005 году в системе циркулировало кредитов на сумму в 625 миллиардов долларов, из которых 507 миллиардов составляли комбинированные продукты - отравленные сверхнизким процентом бумажки, перепродаваемые от одного института другому в виде бонов. Айзман не мог понять, кто предоставляет все эти ипотеки и с какой целью. У него было всего лишь практическое понимание и жилищного рынка, и операций Уолл-Стрита с бонами. Но его жизнь прошла на рынке акций, и ему было ясно, что к рынку акций все эти спекуляции не имели никакого отношения. "Многие люди не понимают того, - говорит Айзман, - что мир фиксированного дохода - гигант в сравнении с карликом, которым является рынок недвижимости. Рынок недвижимости - не более чем прыщ на жопе у рынка бонов". Он начал «коротить» акции компаний, которые наживались на сверхнизком проценте ипотеки - вроде New Century или Indy Mac, а также акции тех компаний, которые вели строительство домов, занимая деньги под сверхнизкий процент - такие, как Toll Brothers. Эти экстренные продажи оказались впоследствии очень разумными сделками, но во время удовлетворения они не приносили: продаваемые акции выплачивали высокие дивиденты, и казалось накладно продавать такое добро.

Представим читателю Грега Липпмана. Он занимался торговлей ипотечными кредитами в Deutsche Bank. Грег появился в FrontPoint c 66-страничной презентацией, описывающей, как фонд мог бы лучше всего представить инвесторам свою точку зрения на Уолл-Стрит и на жилищный сектор США в целом. Разумнее всего, утверждал Липпман, было «коротить» не акции New Century, а выпущенные этой и другими такими компаниями боны, основанными на сверхнизком проценте. Айзман не знал сперва, возможен ли вообще такой подход - особенно до недавнего времени. Но Липпман нашёл способ (совместно с несколькими другими инвестицирнными банками), который позволял распродавать боны, отравленные сверхнизким процентом, причём делать это с высокой степенью выгоды.

Именно на этой стадии внезапно становятся чрезвычайно выжными финансовые технологии распродажи нежелательных бумаг.

Стандартный бон на закладные имел ту же самую структуру, как и в те времена, когда я трудился в Salomon Brothers: ипотечные займы упаковывались в ценную бумагу, предусматривавшую выплату вкладчикам капитала, но не всем сразу, а в очерёдности, устанавливаемой определённой их градацией. Вкладчики на самом верху пирамиды, с градацией ААА (rating) обладали привилегией получать первые выплаты и, поскольку их инвестиция несла в себе минимальный риск, на их долю приходился самый низкий процент прибыли. Вкладчики градации ВВВ получали выплаты в последнюю очередь. На их долю приходились все беды, связанные с прекращением выплат по закладным. Поскольку они несли бОльшую долю риска, им полагались выплаты с более высоким процентом прибыли. Айзман был готов идти на спор, что многие бравшие в долг под сверхнизкий процент в конце концов прекратят выплаты своих ипотек, что вызовет волну невыплат инвесторам, вложившим деньги в эти бумаги. Свою веру он готов был доказать на деле, продавая по дешёвке часть бумаг, содержавшую обязательства треста вкладчикам градации ВВВ.

Таким образом, продуктом, подлежавшим продаже, стали ценные бумаги разных градаций.

Обязательства ВВВ представляли малую часть отравленных бумаг. Но редкость долговых бумаг градации ВВВ уже не играла роли: махинации крупных банковских фирм Уолл-Стрита сделали возможным распродажу даже малых кусков долговых бумаг, в том числе и самых захудалых обязательств со сверхнизким долговым процентом – ими был создан рынок торговли тёмными «сторонними обязательствами» (side bets). Теперь вместо того, чтобы продавать весь ВВВ бон целиком, вы могли вступить в договор с Deutsche Bank или с Goldman Sachs и обменяться имеющимися в наличии кусками кредитных бумаг. Конечно, за подобные сделки по «сторонним обязательствам» приходилось платить дополнительные деньги, но всё равно это было дешевле, чем продавать боны целиком, что обещало ещё бОльшую прибыль.

Эта схема имела такое же отношение к нормальным, разумным финансовым операциям, какое игра в "Футбольную Фантазию" имеет к настоящему футболу. Айзман никак не мог сообразить, с какой бы целью нужно было крупным уолл-стритовским фирмам обращаться к нему с просьбой осуществить через его трест распродажу долговых бумаг. "Должен сделать комплимент Липпману, - рассказывает Айзман, за всю мою жизнь я впервые встретился с человеком, который раз за разом приходил ко мне и просил, чтобы я распродавал по дешёвке («коротил») его рынок. Мне никогда до тех пор не попадался человек, который бы пришёл и сказал – распродай всё моё хозяйство по дешёвке!"

И Айзман «коротил». Распродавал по любой, самой низкой цене. После этого он попробовал задуматься, что же именно он только что делал, - чтобы в следующий раз сделать это ещё лучше. Самое сочное из проданного по дешёвке – боны, до предела нашпигованные долговыми под сверхнизкий процент – обладали несколькими очевидными характерными чертами. Они представляли собой то, что нынче на Уолл-Стрите называют "песчаными штатами": Аризона, Калифорния, Флорида, Невада. Все эти бумаги были скомплектованы одной из безответственных ипотечных фирм. Хорошим примером может служить Long Beach Financial, дочерняя организация банка Washington Mutual. Long Beach Financial выдавал капитал на ипотечные кредиты с максимально возможной скоростью, кому угодно и не задавая лишних вопросов – это явно были ипотеки, неминуемо обречённые на самоуничтожение. Long Beach Financial специализировался на обслуживании домовладельцев с негодной кредитной историей, не имевших доказательств постоянного дохода, от них не требовалось никакого первого взноса, а выплата интереса (прибыли на одолженный капитал) откладывалась на возможно более долгий срок. Например, в Бэйкерсфильде, Калифорния, они одолжили деньги на покупку дома рабочему-мексиканцу, занятому на уборке клубники, с годовым доходом в $14,000 – он получил всю без остатка сумму, необходимую для покупки дома стоимостью в $720,000!

В общем, рынок бумаг со сверхнизким процентом открыл для сделок новую страту американского населения, которая раньше не имела никаких дел с Уолл-Стритом. Деньги стали одалживать людям, которые по своей кредитной истории и по способности делать выплаты стояли ниже, чем верхние 71% населения. Айзман лично был знаком с некоторыми из этих людей. В один прекрасный день его домработница, приехавшая из Южной Америки, объявила ему, что она собирается покупать кондоминиум в Квинсе, Нью-Йорк. "Цена кондоминиума была абсолютно абсурдной, но банк согласен был предоставить ей низкопроцентный, возрастающий с течением времени кредит (ARM) на покупку", - рассказывает Айзман, которому удалось уговорить свою домоправительницу взять вместо этого обычный заём с фиксированным, хотя и более высоким процентом. Затем женщина, которая в 1997 году работала нянькой, ухаживавшей за детьми Айзнера, позвонила ему, чтобы сообщить о своей новости. "Это была симпатичная женщина родом с Ямайки. И вот однажды она звонит и рассказывает, что она и её сестра владеют пятью кондоминиумами в Квинсе. Я спрашиваю, как это у них получилось.Оказывается, люди из банка пришли к ним и предложили взять вторую закладную на их дом в размере $250,000 и воспользоваться этими деньгами, чтобы купить второе кондо. Потом, когда и это жилье выросло в цене, они повторили эксперимент. В конце концов они считались владельцами пяти квартир, но в это время рынок уже падал, и они не могли больше выплачивать ни за одну из своих покупок".

В ретроспективе, теперь можно суммировать, что практически весь рынок ипотек под сверхнизкий процент заслуживал в те времена как можно более скорой распродажи по любой самой дешёвой цене: оставались считанные дни до того дня, когда цена этих бумаг станет нулевой. Но когда осенью 2006 года Айзман взялся за распродажу ипотечных бумаг, это далеко не всем было ясно. Он и его команда стали намеренно выискивать самые дурно пахнувшие кипы долговых бонов и ставить деньги на то, что они прогорят – против ставок Goldman Sachs’a и Deutsche Bank’a. Они играли на понижение. То, чем занималась команда Айзнера, было результатом того самого аналитического исследования, которое обязаны были бы выполнить сами финансовые компании ДО того, как выдавать кредиты: Как собираются бедные американцы выплачивать свои ипотеки, имея доходы, явно недостаточные для выплаты долгов? Как низко должна упасть стоимость домов для того, чтобы подорвать желание и способность людей производить выплаты? (в конце концов выяснилось, что цене на жильё не нужно было даже падать – достаточно было перестать расти ценам на дома, и пирамида начала рассыпаться).

Число невыплаты ипотечного кредита в Джорджии было в пять раз выше, чем во Флориде, хотя уровень безработицы в обоих штатах был одинаков. Почему? В Индиане процент прекративших выплаты составил 25%, в то время, как в Калифорнии – всего 5%. Почему?

Мозес сел в самолёт, полетел в Майами и стал бродить по участкам, где концентрировались дома неплательщиков, взявших долги под сверхнизкий процент. Он хотел понять, что именно там происходит. Он звонил в контору Айзману и рассказывал о горе, свалившемся на эти районы. Для превращения ВВВ бонов в туалетную бумагу оказалось достаточным, чтобы процент невыплат ипотеки достиг 14%. Согласно Айзману, во многих районах страны этот процент был гораздо, гораздо выше.

Сейчас в рестрспективе можно лишь удивляться, как много времени понадобилось даже тем, кто предсказывал жилищный ураган, для полного осознания коренных причин происшедшего несчастья. Им приходилось разбираться в сложных явлениях, протекавших в бысто менявшейся среде, распродавая по дешёвке ценные бумаги и только затем пытаясь понять, что они только что сделали. Айзман знал заранее, что люди, занимавшиеся одалживанием денег под сверхнизкий процент были жуликами. Чего он недооценил – это безоглядной способности высших эшелонов американского капитализма к утилизации любых жульнических операций, приносящих прибыль. Крупнейшие инвестиционные банки Уолл-Стрита согласились финансировать кучи бумаг градации ВВВ скупали их, упаковали в фонды, нарезали на куски, выставляли на продажу и становились обладателями бумаг, в которых все было перемешано невообразимым образом и где боны ААА составляли не более 60%.

Но и Айзман не мог сообразить, как именно агентства, ответственные за установление градации ценных бумаг, оправдывали превращение долговых обязательств градации ВВВ в ААА боны! "Я не понимал, как им удавалось превращать этот мусор в золото", - рассказывает он. Он несколько раз приглашал к себе в контору многих из деятелей, занятых комплектацией бонов в Goldman Sachs, Lehman Brothers и в UBS. "И мы всякий раз спрашивали у них, - говорит Айзман, - Почему не видно руки регулирующих агентств, ответственных за градацию ценных бумаг? Ответом нам всегда были кривые усмешки". Он звонил в Standard & Poor’s и задавал им вопрос: что случится с уровнем кредитных ставок, если цены на жильё станут падать? Люди в S&P не имели ответа на этот вопрос – их модель оценки стоимости жилья была неспособна принимать в расчёт отрицательных чисел! "Они просто предположили, что цены на жильё всегда будут расти", – говорит Айзман.


Продолжение следует
Просмотров: 791 | Добавил: sirchenko | Рейтинг: 0.0/0 |
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
Бесплатный конструктор сайтов - uCoz